Конопляных дел мастер
Потащил к себе, ибо ооочень давно искал эти посты.
КЛАМП и разбор их персонажей.
КЛАМП и разбор их персонажей.
07.01.2008 в 22:06
Пишет Squalicorax:Хроники Крыльев и как над ними извратиться -1.
А так вот, собственно.
Мне тут давненько хотелось развернуть бредогенератор в сторону несчастных курофаевских психических травм в некоем глобальном масштабе, да и дать хороший залп.
Благо, боеприпасов (то бишь, теорий, в рамках которых можно организовывать свой псевдоанализ) под рукой неисчислимое множество обретается.
Вот, к примеру, возьмем ту ж пресловутую Лиз Бурбо. Неофрейдисты вообще в массе своей очень веселые ребята, им чью-нибудь травму просклонять от совершенно диких основ до закономерно дикого же финала – как нефиг делать. Как известно… ну, или неизвестно, но я все равно щас скажу… по Бурбо существует пять типов травм.
читать дальшеЧеловек –создание забавное. Для того, чтобы преодолеть травмирующее переживание, ему необходимо каким-то способом объяснить происходящее с точки зрения его собственной свободной воли. Так рождаются маски.
На материале нашей обожаемой и архетипически неотразимой парочки резвиться в этой теме можно абсолютно вольно.
Возьмем для разгону белобрысого страдальца и героя, вечную жертву обстоятельств и КЛАМПа. У Фаюшки – вот прям так с ходу, не разбегаясь, - можно назвать минимум две типичные травмы: это отвергнутый и покинутый. Даже если взять внешние признаки… Да, разумеется, имея в условиях специфику кламповской рисовки, всякий анализ на
основе деформации тела можно смело считать феерической клоунадой ( что невольно заставляет нас задуматься о психических травмах самих авторов, а такоже заняться прочими интересными передергиваниями. Но не в этот раз, хехе). Тем не менее, мы можем при внимательном наблюдении углядеть и в этих неудобных условиях некое рациональное и пригодное к обработке зерно. Особенно с учетом того, что для нашего удобства и удовольствия рядом поставлен другой перс, создающий интересный контраст. Для травмы отвергнутого, которая в качестве неизбежной защитной реакции создает маску «Беглец», характерен ряд очень просто вычисляемых внешних признаков: стремление занимать в пространстве как можно меньше места, его тело отличается некоторой бесплотностью (да истощенностью, прямо скажем ), взгляд отсутствующий, на лице – будто маска (да, для беглеца, как для травмы самой глубокой и ранней, этот признак будет наиболее визуально проявлен). Помимо прочего – стоит ли говорить о том, что маска беглеца неизменно требует от носителя вечной позиции избегающего, убегающего и ускользающего? Нет, ржать пока не будем, давайте подобьем известную нам фактологию. Травма отвергнутого более всего характерна для нежеланного ребенка. Нет, не ржать, все очинно трагично. Один из принцев-близнецов лишний. Кто там лишний – за неимением других вариантов очевидно. Кто выжил, тот и лишний, да, ибо только выживший может колбасится, а откинувшемуся уже ровно. Избегание, убегание как способ избегнуть страданий. Не присутствовать в страданиях. Сомнение в собственном праве на существование. Ну. Клампы – любители наглядности (до Кубо Тайто с его дырками в груди им, конечно, далеко, но вывести травмирующие переживания в максимально проявленный событийный ряд для них очень характерно).
Еще веселее то, что травма отвергнутого традиционно ходит рука об руку с травмой покинутого. Отвергнутый – это травма, получаемая при участии родителя собственного пола, читай – отец не хочет, чтобы я существовал. Че там в манге? О! отец умирает от неизвестной болезни. Мать – того. С ума сходит, как я понимаю. Что переводит стрелки повествования на то, что травма покинутого переживается с родителем противоположного пола. Отвергнутый – я не хочу, покинутый – я не могу. Мать позволяет всему тому, что происходит с близнецами, происходить. Травма покинутого находится на уровне реализации – иметь и делать. Соответственно, и маска «зависимый» , формирующаяся на базе травмы, окажется задействованной как раз в этой сфере.
Зависимого можно опознать по большим (красивым) печальным глазам, неизменно притягивающим внимание, по некоторой слабине тонуса мышц (и всего тела) длинным опущенным рукам, которые их владелец будто не знает куда пристроить. Вся фигура зависимого говорит стороннему наблюдателю о некоторой беспомощности, потерянности.
Так, ну вот: прежде чем в меня полетели камни и какашки с приложенными записками типа «Фай не такой!», хочу сделать пару ремарок. Во-первых, стоит сказать, что проявленность травмы может быть разной. Людям свои уязвимые места свойственно прикрывать, и физических способов преодолеть внешние признаки существует превеликое множество, поэтому говорить о том же слабом тонусе, сутулости и беспомощности можно достаточно условно. Во-вторых – опять таки, глубина травмы может быть разной, поэтому, кстати, я склонна думать, что травма отвергнутого у фаюшки гораздо менее сильна, чем он склонен себе нагонять.
Однако же, с учетом сказанного – давайте-ка вспомним: фаевская манера боя, построенная на удержании дистанции и последовательности уклонений, привычка завязываться в узел, где-нибудь усаживаясь, закидывать руки за голову в позе «а я тут типа загораю» (что я бы воспринимала частью мышечной маски, потому как она призвана читаться как непринужденная, но из-за постоянного вымученного повторения достигает противоположного эффекта). Что это, как не стремление занимать меньше места? Чуть ссутуленные плечи – а это неизбежно видно в моменты, когда Фай себя не контролирует; пресловутая фэйк смайл, которая является ничем иным, как усвоенной защитной реакцией – что это, как не тавро беглеца? Да и вообще – кто у нас убегает от Ашуры-О? Кто не позволяет себе пользоваться магией, проявиться? В поведении же беглец, склонный сомневаться в своем праве на существование, будет стараться привлечь к себе внимание – а вот тут стоит вспомнить постоянное шутовство Фая. И, кстати, в детстве "беглецы", с их склонностью вечно витать в воображаемых мирах и стараться создавать минимум проблем, бывают тихими и милыми книжными детьми. Очень похоже.
Но, при всем при этом, травма отвергнутого для господина Флоурита отнюдь не основная, вот что странно-то. То ли сыграло роль природное стремление выжить (а оно у Фая ого-го), то ли метафизический подброс лопатой с мотивацией «вернуть к жизни брата». А основной будет как раз покинутый, во всяком случае, до глав в Целес. В том, что касается визуальных признаков – опять-таки все на месте, начиная с той же уже упомянутой манеры боя и заканчивая манерой дурачиться. Для Фаюшки мягкие и разболтанные движения очень характерны. Интересным нюансом, также, будет и то, что травма покинутого и связанные с ней телесные деформации могут быть сформированы, в том числе, и недостатком физического питания в раннем детстве. Нет, не ржем! Обнимаем и плачем.
В своем поведении человек, носящий маску зависимого, всеми способами стремится получить поддержку – раз, и более всего склонен становиться жертвой – два. При этом, зачастую, жертва будет стремиться играть роль спасителя, раз за разом беря на себя заботу о ком-то другом, а также принимать на себя чужие закономерные неприятности. Зачем, спрашивается, он полез присобачивать клону отвалившуюся печать? Почему ломился утешать ту же Сакуру, в то время, как ему самому-то было весьма кисло?
В целом для зависимого проще быть жертвой и подыхать с выдранным глазом, нежели переживать ощущение покинутости – и это при том, что сознательные механизмы не позволяют ему тупо плюхнуться на задницу и начать реветь во все горло, стараясь привлечь к себе внимание.
Зависимый может вести себя как записной лентяй и раздолбай – это происходит потому, что ему трудно проявлять активность в одиночку, он не ощущает поддержки в таких ситуациях и подсознательно боится не справиться. Вот в компании – другое дело. (Вспоминаем эпизод с починкой крыши).
Зависимые очень любят заниматься каким-нибудь протяженным во времени делом, в ходе которого, в ответ на оказанные услуги,возникает чувство признательности и привязанности между его участниками. С этой точки зрения ФВР преподнес Фаюшке нехреновый подарочек, отправив его туда не знаю куда за перьями в компании «хороших людей».
На сладкое добавляем вот что: зависимый постоянно ощущает сильнейший эмоциональный голод. Я уже писал о том, что вампиризм для Фая стал самым страшным наказанием – в лучших традициях Клампа, в коих значится непременная встреча со своим самым жуткострашным страхом. Плюс к тому, как выясняется, вампиризм для него еще и просто закономерен – как переход от эмоциональной потребности к физической реализации. Причем – о, вот тут мы выруливаем на финишную прямую перехода ко второму участнику нашего пейринга – завязана эта физикоэмоциональная потребность оказывается на одного, конкретного человека.
В качестве декоративной вишенки можно упомянуть известное нам высказывание Фая, которое не только характеризует разом обе травмы, но и одним лихим мазком обозначает весь анамнез. Имею я ввиду, естественно, его лирический цирк в баре Ото, где он толкает речь на тему «я когда-то все ждал, что кто-нибудь придет и заберет меня».
URL записиА так вот, собственно.
Мне тут давненько хотелось развернуть бредогенератор в сторону несчастных курофаевских психических травм в некоем глобальном масштабе, да и дать хороший залп.
Благо, боеприпасов (то бишь, теорий, в рамках которых можно организовывать свой псевдоанализ) под рукой неисчислимое множество обретается.
Вот, к примеру, возьмем ту ж пресловутую Лиз Бурбо. Неофрейдисты вообще в массе своей очень веселые ребята, им чью-нибудь травму просклонять от совершенно диких основ до закономерно дикого же финала – как нефиг делать. Как известно… ну, или неизвестно, но я все равно щас скажу… по Бурбо существует пять типов травм.
читать дальшеЧеловек –создание забавное. Для того, чтобы преодолеть травмирующее переживание, ему необходимо каким-то способом объяснить происходящее с точки зрения его собственной свободной воли. Так рождаются маски.
На материале нашей обожаемой и архетипически неотразимой парочки резвиться в этой теме можно абсолютно вольно.
Возьмем для разгону белобрысого страдальца и героя, вечную жертву обстоятельств и КЛАМПа. У Фаюшки – вот прям так с ходу, не разбегаясь, - можно назвать минимум две типичные травмы: это отвергнутый и покинутый. Даже если взять внешние признаки… Да, разумеется, имея в условиях специфику кламповской рисовки, всякий анализ на
основе деформации тела можно смело считать феерической клоунадой ( что невольно заставляет нас задуматься о психических травмах самих авторов, а такоже заняться прочими интересными передергиваниями. Но не в этот раз, хехе). Тем не менее, мы можем при внимательном наблюдении углядеть и в этих неудобных условиях некое рациональное и пригодное к обработке зерно. Особенно с учетом того, что для нашего удобства и удовольствия рядом поставлен другой перс, создающий интересный контраст. Для травмы отвергнутого, которая в качестве неизбежной защитной реакции создает маску «Беглец», характерен ряд очень просто вычисляемых внешних признаков: стремление занимать в пространстве как можно меньше места, его тело отличается некоторой бесплотностью (да истощенностью, прямо скажем ), взгляд отсутствующий, на лице – будто маска (да, для беглеца, как для травмы самой глубокой и ранней, этот признак будет наиболее визуально проявлен). Помимо прочего – стоит ли говорить о том, что маска беглеца неизменно требует от носителя вечной позиции избегающего, убегающего и ускользающего? Нет, ржать пока не будем, давайте подобьем известную нам фактологию. Травма отвергнутого более всего характерна для нежеланного ребенка. Нет, не ржать, все очинно трагично. Один из принцев-близнецов лишний. Кто там лишний – за неимением других вариантов очевидно. Кто выжил, тот и лишний, да, ибо только выживший может колбасится, а откинувшемуся уже ровно. Избегание, убегание как способ избегнуть страданий. Не присутствовать в страданиях. Сомнение в собственном праве на существование. Ну. Клампы – любители наглядности (до Кубо Тайто с его дырками в груди им, конечно, далеко, но вывести травмирующие переживания в максимально проявленный событийный ряд для них очень характерно).
Еще веселее то, что травма отвергнутого традиционно ходит рука об руку с травмой покинутого. Отвергнутый – это травма, получаемая при участии родителя собственного пола, читай – отец не хочет, чтобы я существовал. Че там в манге? О! отец умирает от неизвестной болезни. Мать – того. С ума сходит, как я понимаю. Что переводит стрелки повествования на то, что травма покинутого переживается с родителем противоположного пола. Отвергнутый – я не хочу, покинутый – я не могу. Мать позволяет всему тому, что происходит с близнецами, происходить. Травма покинутого находится на уровне реализации – иметь и делать. Соответственно, и маска «зависимый» , формирующаяся на базе травмы, окажется задействованной как раз в этой сфере.
Зависимого можно опознать по большим (красивым) печальным глазам, неизменно притягивающим внимание, по некоторой слабине тонуса мышц (и всего тела) длинным опущенным рукам, которые их владелец будто не знает куда пристроить. Вся фигура зависимого говорит стороннему наблюдателю о некоторой беспомощности, потерянности.
Так, ну вот: прежде чем в меня полетели камни и какашки с приложенными записками типа «Фай не такой!», хочу сделать пару ремарок. Во-первых, стоит сказать, что проявленность травмы может быть разной. Людям свои уязвимые места свойственно прикрывать, и физических способов преодолеть внешние признаки существует превеликое множество, поэтому говорить о том же слабом тонусе, сутулости и беспомощности можно достаточно условно. Во-вторых – опять таки, глубина травмы может быть разной, поэтому, кстати, я склонна думать, что травма отвергнутого у фаюшки гораздо менее сильна, чем он склонен себе нагонять.
Однако же, с учетом сказанного – давайте-ка вспомним: фаевская манера боя, построенная на удержании дистанции и последовательности уклонений, привычка завязываться в узел, где-нибудь усаживаясь, закидывать руки за голову в позе «а я тут типа загораю» (что я бы воспринимала частью мышечной маски, потому как она призвана читаться как непринужденная, но из-за постоянного вымученного повторения достигает противоположного эффекта). Что это, как не стремление занимать меньше места? Чуть ссутуленные плечи – а это неизбежно видно в моменты, когда Фай себя не контролирует; пресловутая фэйк смайл, которая является ничем иным, как усвоенной защитной реакцией – что это, как не тавро беглеца? Да и вообще – кто у нас убегает от Ашуры-О? Кто не позволяет себе пользоваться магией, проявиться? В поведении же беглец, склонный сомневаться в своем праве на существование, будет стараться привлечь к себе внимание – а вот тут стоит вспомнить постоянное шутовство Фая. И, кстати, в детстве "беглецы", с их склонностью вечно витать в воображаемых мирах и стараться создавать минимум проблем, бывают тихими и милыми книжными детьми. Очень похоже.
Но, при всем при этом, травма отвергнутого для господина Флоурита отнюдь не основная, вот что странно-то. То ли сыграло роль природное стремление выжить (а оно у Фая ого-го), то ли метафизический подброс лопатой с мотивацией «вернуть к жизни брата». А основной будет как раз покинутый, во всяком случае, до глав в Целес. В том, что касается визуальных признаков – опять-таки все на месте, начиная с той же уже упомянутой манеры боя и заканчивая манерой дурачиться. Для Фаюшки мягкие и разболтанные движения очень характерны. Интересным нюансом, также, будет и то, что травма покинутого и связанные с ней телесные деформации могут быть сформированы, в том числе, и недостатком физического питания в раннем детстве. Нет, не ржем! Обнимаем и плачем.
В своем поведении человек, носящий маску зависимого, всеми способами стремится получить поддержку – раз, и более всего склонен становиться жертвой – два. При этом, зачастую, жертва будет стремиться играть роль спасителя, раз за разом беря на себя заботу о ком-то другом, а также принимать на себя чужие закономерные неприятности. Зачем, спрашивается, он полез присобачивать клону отвалившуюся печать? Почему ломился утешать ту же Сакуру, в то время, как ему самому-то было весьма кисло?
В целом для зависимого проще быть жертвой и подыхать с выдранным глазом, нежели переживать ощущение покинутости – и это при том, что сознательные механизмы не позволяют ему тупо плюхнуться на задницу и начать реветь во все горло, стараясь привлечь к себе внимание.
Зависимый может вести себя как записной лентяй и раздолбай – это происходит потому, что ему трудно проявлять активность в одиночку, он не ощущает поддержки в таких ситуациях и подсознательно боится не справиться. Вот в компании – другое дело. (Вспоминаем эпизод с починкой крыши).
Зависимые очень любят заниматься каким-нибудь протяженным во времени делом, в ходе которого, в ответ на оказанные услуги,возникает чувство признательности и привязанности между его участниками. С этой точки зрения ФВР преподнес Фаюшке нехреновый подарочек, отправив его туда не знаю куда за перьями в компании «хороших людей».
На сладкое добавляем вот что: зависимый постоянно ощущает сильнейший эмоциональный голод. Я уже писал о том, что вампиризм для Фая стал самым страшным наказанием – в лучших традициях Клампа, в коих значится непременная встреча со своим самым жуткострашным страхом. Плюс к тому, как выясняется, вампиризм для него еще и просто закономерен – как переход от эмоциональной потребности к физической реализации. Причем – о, вот тут мы выруливаем на финишную прямую перехода ко второму участнику нашего пейринга – завязана эта физикоэмоциональная потребность оказывается на одного, конкретного человека.
В качестве декоративной вишенки можно упомянуть известное нам высказывание Фая, которое не только характеризует разом обе травмы, но и одним лихим мазком обозначает весь анамнез. Имею я ввиду, естественно, его лирический цирк в баре Ото, где он толкает речь на тему «я когда-то все ждал, что кто-нибудь придет и заберет меня».
@темы: Tsubasa: Reservoir Chronicle